— Ну и отлично! Мы сорвем крупный куш, счастливый билет сезона, а? Значит, слушайте. Предположим, вы…
Они пустились шепотом обсуждать план предприятия, и, когда три отпущенные им минуты истекли, они были готовы предстать перед своими зрителями. Основная мысль была в том, что парень неожиданно должен был наткнуться на Мери; он постарался бы заключить ее в объятия; она бы отвернулась, сопротивляясь и заламывая руки. Неохотно уступая пылким уговорам, она бы сдалась, последовала бы немая сцена и, наконец, долгие объятия, которые должны будут, как выразился парень, «затмить огни рампы, если таковая найдется».
Именно такое упражнение Мери часто приходилось проделывать на своем первом и единственном семестре обучения в театральном институте, и, хотя знала о своих недостатках, ей тем не менее хватило таланта, чтобы сыграть простенькую сцену так, слове этого зависело ее собственное счастье.
Партнер тоже оказался по-своему талантлив хотя поначалу они намеревались сыграть свои, роли иронически, словно в самой скверной мелодраме, искренность их игры не оставляла сомнений. И да он снова, повернулся к ней в конце второго эпизода, в немом споре, изображая тот последний поцелуй, на какую-то долю секунды оба почувствовали себя настоящими, не играющими роль парнем и девушкой, вновь обретшими друг друга. А как только они разомкнули объятия, последовали не насмешливые свистки, но признательные, громкие аплодисменты. Их окружили и поздравили; им сообщили что они упускают свой звездный час: им следует работать на телевидении, на большом экране, на сцене! Как и мысль о самом конкурсе, все звучало очень глупо, но для застенчивой и робкой Мери этот ничтожный успех и краткий миг популярности показались достойной наградой.
Танец, который они заслужили своей игрой, был фокстрот, за которым последовали несмолкающие овации, потом рок-н-ролльный номер, перешедший в какой-то другой быстрый танец, и затем вальс. Никто уже не менял партнеров, и, хотя несколько мужчин предприняли попытку вклиниться между Мери и молодым человеком, никто не добился своего, пока в самом начале вальса Клайв не потрепал его по плечу и не похитил у него партнершу.
— Она пришла со мной. Моя очередь, не возражаете? — твердо сказал он. И обратился к Мери, уводя ее в сторону: — Извините за вмешательство. Не думаю, что вы нуждались в спасении. Но эти люди продолжают веселиться через силу, и, так как многие уехали, мне показалось, что и нам пора двигаться к выходу.
— Конечно. Как скажете, — согласилась она и остановилась, ожидая, что Клайв вот-вот отстранится. Но…
— Остаток этого танца я возьму на себя, — сказал он и не выпустил ее руки из своей. Она жестом поблагодарила партнера и с удовольствием подчинилась Клайву — на время этого последнего танца, в который уже никто не смог бы вмешаться. Вполне вероятно, самый последний…
Когда музыка смолкла, он сказал:
— Ну как, вы довольны прошедшим днем?
И она кивнула в ответ. Но по дороге к выходу все же остановилась и оглянулась. Клайв тоже остановился.
— Что такое? — спросил он.
— Ничего. Я просто подумала, не стоит ли попрощаться с лейтенантом Моретоном. Знаете, это тот самый, который…
— Да. — Клайв оглядел холл. — Впрочем, я его не вижу. Вероятно, он в кают-компании. Вы хотите вытащить его оттуда?
— Нет, это не настолько важно. — Мери показалось, что Клайв был бы слегка разочарован, если бы она предпочла настаивать. Так что ей пришлось послать свой «прощальный привет» своему дружелюбному младшему лейтенанту заочно и отойти за накидкой, пока Клайв дожидался ее в вестибюле.
В машине ей очень хотелось поговорить о прошедшем вечере, рассказать Клайву, как ей понравилась вечеринка, вспомнить о наиболее забавных ее эпизодах. В доказательство своих небольших побед она везла с собой флакон туалетной воды и саше явно нейлонового происхождения — призы за «Скачки» и за «Премьеру». Но хотя ей не терпелось поделиться полученным удовольствием с Клайвом, тот, как ей показалось, был странно неотзывчив. От подозрения, что он находит ее болтовню наивной, ее веселье понемногу пропало, и она умолкла. Сумерки выдались прохладные, но в машине было тепло, и спустя какое-то время Мери перестала бороться с дремотой. Раз или два она поднимала голову; почувствовала, когда Клайв обернул ей колени меховым ковриком. Но по-настоящему не просыпалась, пока автомобиль не остановился и их путешествие — бездарно потраченное ею на сон! — не окончилось.
Клайв вышел с нею, оставив машину перед крыльцом. Уверенно и твердо поддерживая Мери под локоть, он помог ей подняться по ступеням.
— Уильям должен был оставить для нас напитки в кабинете. Выпьете? — спросил он.
— Большое спасибо, но я уже ничего не хочу. Я отправлюсь спать, если не возражаете. — Она сама не понимала как и отчего, но прекрасно проведенный вечер рассыпался на кусочки, оставив пустоту.
— Как будет угодно. Я и сам нуждаюсь в отдыхе. Клайв выпустил ее локоть, но его рука, охватившая нижнюю стойку перил, по-прежнему преграждала ей дорогу наверх. Он выглядел уставшим, вымотанным и, после того как немногим ранее он своими односложными репликами заставил ее умолкнуть, Мери не представляла, отчего он не спешит распрощаться, пока не заговорил:
— Скажите, то представление с молодчиком Mopeтоном было всерьез?
Хмурясь, она уставилась на него:
— Это была только игра, не более! Почему это вас озаботило?
— Потому что мне показалось, что вы не играли. Игра доставляла вам чересчур много удовольствия, и, видите ли, я еще не забыл, как вы отреклись от…