Мечты сбываются - Страница 40

— Он сердится на меня? — Этот простой вопрос причинил Мери боль.

— На тебя? Господи Боже, нет! Он и на меня по-настоящему не злится. Ну, он подробнейшим образом расспросил меня обо всем и взгрел хорошенько за то, что я впутала и тебя. Он кипит, но в душе, кажется, больше всего его раздражает то, что настоящего виновника не найти. Это очень похоже на то, что раньше чувствовала я сама: будто все завязано в узел, какое-то полное бессилие… в общем, я поняла, что это было ошибкой с самого начала — то, что я старалась скрыть все от него.

Мери глубоко вдохнула:

— Ты… ты наконец поверила? Что он действительно заботится о тебе, что он на твоей стороне? Вы больше не воюете друг с другом? Ты позволишь ему взять на себя твои заботы?

— У меня не было выбора, не так ли? — спокойно подтвердила Нелли. — Но… Да, пожалуй, я даже рада тому, что все так сложилось.

Обе немного помолчали, и затем Нелли заговорила снова:

— Я только сейчас поняла: меня эта история вообще больше не волнует. Понимаешь? Мне это уже не интересно — выслеживать анонимщицу, да и не только это. Я ведь никогда особенно не интересовалась, кто бы это мог быть. Меня и все остальное перестало беспокоить. То есть я уже не хочу искать ту, другую, женщину; не хочу, чтобы она призналась, что же на самом деле произошло на той дороге в ночь гибели Рики… Почему-то это уже не кажется таким важным, хотя не могу сказать, с чего это вдруг, ведь я практически; ни о чем другом и не думала вот уже несколько месяцев. Клайв пообещал выяснить все: до конца, но и это не главное. Ты мне тоже помогла, мне стало легче, когда я все рассказала. Но это не все. Что-то произошло со мною, внутри меня, и в самый неожиданный момент. Ты в жизни не догадаешься! Мери улыбнулась своей догадке.

— Расскажи, — попросила она.

— Ну, в общем, когда Барни рассказал о походе, который задумал на август: верхом, на лошадях, дойти большой компанией до Троссакских гор. Он вроде как с самого начала считал, что я непременно поеду как его помощница, и внезапно я поняла, что очень хочу поехать с ними. Мы обсуждали переход с Барни, и я впервые за последнее время чувствовала себя счастливой, и боль от потери Рики вдруг ушла куда-то. Потом мне даже было стыдно, но с тех пор, знаешь, она не возвращалась!

— Милая Нелли, как же я рада это слышать! И даже Рики не мог бы винить тебя за то, что ты снова счастлива, — уверила ее Мери. — Кстати, ты рассказала об этом Барни?

— Нет. Но теперь он все узнает. Клайв говорит, полиция станет допрашивать всех в округе об анонимках. Даже людей вроде Барни… представь себе! Клайв даст полиции знать, будут ли они приходить и дальше, но мне кажется, открытка была последней.

— Ты именно этого и боялась, что полиция устроит шум вокруг них, так? Но почему ты так уверена, что анонимок больше не будет?

— Сама не знаю. Однако, если женщина, писавшая их, окажется среди тех, кого будут, допрашивать полицейские, она наверняка перепугается и не захочет больше рисковать. Хотя, разумеется, и полиция и Клайв — все надеются, что письма будут приходить и дальше. Они говорят, что след старых писем уже остыл, и единственная слабая надежда на то, чтобы вычислить автора и вызнать, что именно ей известно, основывается только на том, что она не перестанет писать. Возможно, и так. Хотя, ты знаешь, есть и другие зацепки. Тебя не спрашивали, например, кто может знать о твоей поездке в Свэй к Лалли Бенсон? — поинтересовалась Мери.

— А, ты про открытку? Да, они работают над этим, хотя шанс, что открытку написал кто-то, кто знал o моей поездке, невелик. Это же такой дурацкий список, Мери! Клайв знал, ты тоже знала, ты ведь была там, когда я говорила с Леони. Когда я вернулась, узнали миссис Хэнкок и Уильям, да еще по меньшей мере один из подручных Барни. Я звонила в конюшни сказать, что не приду, и этот парень передал Барни мое сообщение, а тот вполне мог рассказать своей матери. Вот, наверное, и все, по-моему, и кто же из всех этих людей мог?

— А у тебя самой нет никаких подозрений на этот счет? — вставила Мери.

Воцарилось молчание. Немного погодя Нелли нарушила его и заговорила:

— Есть только один человек… то есть я хочу надеяться, что только один… кто меня ненавидит, и по разным причинам она вне подозрений.

Мери поняла, что они обе разделяют одну мысль — что, пусть у Леони Криспин и не было мотива, у нее хватало злобы, даже слишком. После того как, Нелли повесила трубку, Мери задумалась, знала ли, догадывалась ли девушка об участии Леони в инциденте с необъезженным конем, который вполне мог закончиться для нее гораздо более плачевно? Потому что, не знай она вообще ничего, вряд ли употребила бы столь сильное слово, как «ненавидит», «недолюбливает» или «сторонится» прозвучало бы уместнее, если бы речь шла об обычной ссоре.

Полиция задавала знакомым Нелли вопросы столь же тщательно продуманные, сколь и осторожные. Расспросам, подверглись все, включая Мери и обеих девушек, названных анонимщиком, причем обе сумели доказать, что в ночь гибели Кертиса никак не могли быть в машине. Всех без исключения попросили представить образцы их почерка и всех женщин (на сей раз за исключением Мери) спросили, не принадлежит ли им найденная в машине сережка и не могут ли они опознать ее.

Как и следовало ожидать, никто не посчитал ее своей. Нелли оказалась права, и анонимные письма перестали поступать; полиция не раскрывала ход следствия, и после того как поднятая расспросами и последовавшими за ними слухами пыль наконец улеглась, казалось, что все, чья жизнь была затронута трагедией Нелли, могут наконец вздохнуть с облегчением и постараться забыть обо всем. И хотя внутреннее напряжение никуда не делось, сама Нелли вроде бы переживала меньше всех прочих.